О Марке Стрэнде - (1988)

Опубликовано в Проза и эссе

      Представлять Марка Стрэнда - нелегкая задача, потому что необходимо отстраниться от того, что я очень люблю, от того, чему я обязан многими моментами почти физического ощущения счастья или его умственного эквивалента. Я говорю о его стихах и о прозе тоже, но прежде всего о стихах.
      Человек, в конечном счете, это то, что он любит. Но вопрос, почему ты любишь того или иного человека и за что, всегда загоняет в угол. Для того, чтобы ответить на него, - а это неизбежно ведет к объяснению самого себя - нужно попытаться любить объект твоего внимания несколько меньше. Не думаю, что я способен на этот подвиг объективности, и не хочу даже пытаться. Короче, я пристрастен в отношении стихов Марка Стрэнда и, судя по темпу, с которым этот автор развивается, думаю, что останусь пристрастным до конца моей жизни.
      Мой роман со стихами Стрэнда начался в конце 60-х или начале 70-х, когда антология современной американской поэзии - большой кирпич в мягкой обложке под редакцией в числе других и Марка Стрэнда - приземлился однажды на моих коленях. Это было в России. Если память меня не подводит, подборка Стрэнда в этой антологии содержала одно из лучших стихотворений, написанных в послевоенное время и называлось "Как оно есть", с эпиграфом из Уоллеса Стивенса. Не могу удержаться, чтобы не привести его:

      Мир уродлив,
      а люди грустны.

      Что произвело на меня тогда впечатление, так это странная неуверенность в изображении довольно-таки мрачных (в случае этого стихотворения) аспектов человеческого существования. Я также был поражен почти не требующим усилий движением и грацией речи. Мне стало в одно мгновение ясно, что я имею дело с поэтом, который не выставляет свою силу напоказ, не напрягает специально мускулов, но который скорее дает тебе ощущение легкости, чем навязывает себя.
      Это впечатление сохранялось в течение 18 лет, и даже теперь я не вижу причин его менять, В смысле техники Стрэнд очень деликатный поэт: он никогда не выворачивает вам рук, не загоняет в стихотворение. Первые строки обычно приглашают вас войти радушным, слегка элегическим движением интонации, и на время вы чувствуете себя почти как дома на поверхности его матово-серых как бы разбухающих строк, пока не ощутите - и не вдруг, толчком, но достаточно постепенно и благодаря вашему собственному праздному любопытству, как если бы смотрели из окна небоскреба или скользили взглядом по краю лодки - как много саженей там, внизу, и как далеко до любого берега. И более того, вы почувствуете, что эта глубина, так же как невозможность возврата, подобны гипнозу.
      Не говоря о приемах, Марк Стрэнд в основном поэт бесконечности, а не сходства, сердцевины и сути вещей - а не их применения. Никто не умеет "вызывать" молчание, отсутствие, пустоту лучше, чем этот поэт, в чьих строках вы слышите не сожаление, а скорее уважение к тому неосознанному, что окружает и поглощает нас. Перефразируя Роберта Фроста, обычное стихотворение Стрэнда начинается с узнавания и превращается в грезу -- грезу бесконечности, подсказанную серой подсветкой неба, кривизной дальней волны, упущенной возможностью, моментом сомнения. Мне часто казалось, что если бы Роберт Музиль писал стихи, он бы звучал, как Марк Стрэнд, за исключением того, что когда Марк Стрэнд пишет прозу, он звучит не как Музиль, а как некое пересечение Овидия и Борхеса.
      Но прежде, чем мы доберемся до его прозы, которая вызывает у меня восхищение и по поводу которой я не встретил в наших газетах ничего, кроме лепета, близкого к идиотизму, я бы хотел призвать вас вслушаться в Марка Стрэнда очень внимательно не потому, что его стихи трудны (т. е. герметичны и непонятны) -- они не таковы, -- но потому, что его стихи развиваются со свойственной сновидениям логикой, которая требует повышенной степени внимания. Очень часто его строфы напоминают что-то вроде замедленной съемки во сне, который предпочитает реальность скорее за ее незавершенность, чем за механическое сцепление. Очень часто возникает чувство, что автор ухитрился протащить в свой сон фотокамеру. Читатель более неосторожный, чем я, говорил бы о сюрреалистических приемах Стрэнда; я же полагаю, что он реалист, в некотором роде детектив, который следует за самим собой к источнику своего беспокойства.
      В случае Марка Стрэнда, однако, мы встречаем нечто настоящее, как и в случае Збигнева Херберта и Макса Джейкоба, хотя я очень сомневаюсь, что кто-то из них был источником вдохновения для Стрэнда. Ибо в то время, как эти два европейца, грубо выражаясь, выдалбливали свои замечательные камеи абсурда, прозаические стихи Стрэнда или, что скорее, выглядящие прозой стихи разрешаются сумасшедшим великолепием чисто лирического красноречия. Это замечательные, блестящие, необузданные речи, монологи, главная движущая сила которых -- чисто лингвистическая энергия, перемалывающая клише, бюрократизмы, психоаналитическую жвачку, литературные аффектации, научный жаргон -- что угодно, -- оставляя позади абсурд, обгоняя здравый смысл на пути к сердцу читателя.
      Если бы эти творения прибыли к нам из Европы, они бы вошли в моду на нашем острове. На самом же деле они приходят из Солт Лейк Сити, штат Юта, и хотя мы благодарны земле Мормонов, приютившей нашего автора, нам, честно говоря, должно быть немного стыдно за то, что мы не способны найти ему место среди нас.

      1988

      * "Петрополь". No. 8. 1998


Случайное фото

Иосиф Бродский