"Однажды во дворе на Моховой..."

      Однажды во дворе на Моховой
      стоял я, сжав растерзанный букетик,
      сужались этажи над головой,
      и дом, как увеличенный штакетник,
      меня брал в окруженье (заодно --
      фортификаций требующий ящик
      и столик свежевыкрашенный, но
      тоскующий по грохоту костяшек).

      Был август, месяц ласточек и крыш,
      вселяющий виденья в коридоры,
      из форточек выглядывал камыш,
      за стеклами краснели помидоры.
      И вечер, не заглядывавший вниз,
      просвечивал прозрачные волокна
      и ржавый возвеличивал карниз,
      смеркалось, и распахивались окна.
      Был вечер, и парадное уже
      как клумба потемневшая разбухло.
      Тут и узрел я: в третьем этаже
      маячила пластмассовая кукла.
      Она была, увы, расчленена,
      безжизненна, и (плачь, антибиотик)
      конечности свисали из окна,
      и сумерки приветствовал животик.

      Малыш, рассвирепевший, словно лев,
      ей ножки повыдергивал из чресел.
      Но клею, так сказать, не пожалев,
      папаша ее склеил и повесил
      сушиться, чтоб бедняжку привести
      в порядок. И отшлепать забияку.
      И не предполагал он потрясти
      слонявшегося в сумерки зеваку.
      Он скромен. Океаны переплыв
      в одном (да это слыхано ли?) месте
      (плачь, Амундсен с Папаниным), открыв
      два полюса испорченности вместе.
      Что стоит пребывание на льду
      и самая отважная корзина
      ракеты с дирижаблями -- в виду
      откупоренной банки казеина!

      1960-е