Осень в Норенской

      Мы возвращаемся с поля. Ветер
      гремит перевернутыми колоколами ведер,
      коверкает голые прутья ветел,
      бросает землю на валуны.
      Лошади бьются среди оглобель
      черными корзинами вздутых ребер,
      обращают оскаленный профиль
      к ржавому зубью бороны.

      Ветер сучит замерзший щавель,
      пучит платки и косынки, шарит
      в льняных подолах старух, превращает
      их в тряпичные кочаны.
      Харкая, кашляя, глядя долу,
      словно ножницами по подолу,
      бабы стригут сапогами к дому,
      рвутся на свои топчаны.

      В складках мелькают резинки ножниц.
      Зрачки слезятся виденьем рожиц,
      гонимых ветром в глаза колхозниц,
      как ливень гонит подобья лиц
      в голые стекла. Под боронами
      борозды разбегаются пред валунами.
      Ветер расшвыривает над волнами
      рыхлого поля кулигу птиц.

      Эти виденья -- последний признак
      внутренней жизни, которой близок
      всякий возникший снаружи призрак,
      если его не спугнет вконец
      благовест ступицы, лязг тележный,
      вниз головой в колее колесной
      перевернувшийся мир телесный,
      реющий в тучах живой скворец.

      Небо темней; не глаза, но грабли
      первыми видят сырые кровли,
      вырисовывающиеся на гребне
      холма -- вернее, бугра вдали.
      Три версты еще будет с лишним.
      Дождь панует в просторе нищем,
      и липнут к кирзовым голенищам
      бурые комья родной земли.

      1965

      * Датировано по переводу в PS. -- С. В.