Памяти Геннадия Шмакова

Опубликовано в Стихотворения и поэмы

      Извини за молчанье. Теперь
      ровно год, как ты нам в киловаттах
      выдал статус курей слеповатых
      и глухих - в децибелах - тетерь.

      Видно, глаз чтит великую сушь,
      плюс от ходиков слух заложило:
      умерев, как на взгляд старожила -
      пассажир, ты теперь вездесущ.

      Может статься, тебе, хвастуну,
      резонеру, сверчку, черноусу,
      ощущавшему даже страну
      как безадресность, это по вкусу.

      Коли так, гедонист, латинист,
      в дебрях северных мерзнувший эллин,
      жизнь свою, как исписанный лист,
      в пламя бросивший, - будь беспределен,

      повсеместен, почти уловим
      мыслью вслух, как иной небожитель.
      Не сказать "херувим, серафим",
      но - трехмерных пространств нарушитель.

      Знать теперь, недоступный узде
      тяготенья, вращению блюдец
      и голов, ты взаправду везде,
      гастроном, критикан, себялюбец.

      Значит, воздуха каждый глоток,
      тучка рваная, жиденький ельник,
      это - ты, однокашник, годок,
      брат молочный, наперсник, подельник.

      Может статься, ты вправду целей
      в пляске атомов, в свалке молекул,
      углерода, кристаллов, солей,
      чем когда от страстей кукарекал.

      Может, вправду, как пел твой собрат,
      сентименты сильней без вместилищ,
      и постскриптум махровей стократ,
      чем цветы театральных училищ.

      Впрочем, вряд ли. Изнанка вещей
      как защита от мины капризной
      солоней атлантических щей,
      и не слаще от сходства с отчизной.

      Но, как знавший чернильную спесь,
      ты оттуда простишь этот храбрый
      перевод твоих лядвий на смесь
      астрономии с абракадаброй.

      Сотрапезник, ровесник, двойник,
      молний с бисером щедрый метатель,
      лучших строк поводырь, проводник
      просвещения, лучший читатель!

      Нищий барин, исчадье кулис,
      бич гостиных, паша оттоманки,
      обнажившихся рощ кипарис,
      пьяный пеньем великой гречанки,

      - окликать тебя бестолку. Ты,
      выжав сам все, что мог, из потери,
      безразличен к фальцету тщеты,
      и когда тебя ищут в партере,

      ты бредешь, как тот дождь, стороной,
      вьешься вверх струйкой пара над кофе,
      треплешь парк, набегаешь волной
      на песок где-нибудь в Петергофе.

      Не впервой! так разводят круги
      в эмпиреях, как в недрах колодца.
      Став ничем, человек - вопреки
      песне хора - во всем остается.

      Ты теперь на все руки мастак -
      бунта листьев, падения хунты -
      часть всего, заурядный тик-так;
      проще - топливо каждой секунды.

      Ты теперь, в худшем случае, пыль,
      свою выше ценящая небыль,
      чем салфетки, блюдущие стиль
      твердой мебели; мы эта мебель.

      Длинный путь от Уральской гряды
      с прибауткою "вольному - воля"
      до разреженной внешней среды,
      максимально - магнитного поля!

      Знать, ничто уже, цепью гремя
      как причины и следствия звенья,
      не грозит тебе там, окромя
      знаменитого нами забвенья.

      21 августа 1989


Случайное фото

Иосиф Бродский