По дороге на Скирос

      Я покидаю город, как Тезей -
      свой Лабиринт, оставив Минотавра
      смердеть, а Ариадну - ворковать
      в объятьях Вакха.
      Вот она, победа!
      Апофеоз подвижничества! Бог
      как раз тогда подстраивает встречу,
      когда мы, в центре завершив дела,
      уже бредем по пустырю с добычей,
      навеки уходя из этих мест,
      чтоб больше никогда не возвращаться.

      В конце концов, убийство есть убийство.
      Долг смертных ополчаться на чудовищ.
      Но кто сказал, что чудища бессмертны?
      И - дабы не могли мы возомнить
      себя отличными от побежденных --
      Бог отнимает всякую награду
      (тайком от глаз ликующей толпы)
      и нам велит молчать. И мы уходим.

      Теперь уже и вправду - навсегда.
      Ведь если может человек вернуться
      на место преступленья, то туда,
      где был унижен, он прийти не сможет.
      И в этом пункте планы Божества
      и наше ощущенье униженья
      настолько абсолютно совпадают,
      что за спиною остаются: ночь,
      смердящий зверь, ликующие толпы,
      дома, огни. И Вакх на пустыре
      милуется в потемках с Ариадной.

      Когда-нибудь придется возвращаться.
      Назад. Домой. К родному очагу.
      И ляжет путь мой через этот город.
      Дай Бог тогда, чтоб не было со мной
      двуострого меча, поскольку город
      обычно начинается для тех,
      кто в нем живет, с центральных площадей
      и башен.
      А для странника - с окраин.

      1967

      * Стихотворение было вначале озаглавлено "К Ликомеду, на Скирос" (так в ЧР и в других сборниках). - С. В.