Развивая Платона

Опубликовано в Стихотворения и поэмы

      I

      Я хотел бы жить, Фортунатус, в городе, где река
      высовывалась бы из-под моста, как из рукава -- рука,
      и чтоб она впадала в залив, растопырив пальцы,
      как Шопен, никому не показывавший кулака.

      Чтобы там была Опера, и чтоб в ней ветеран-
      тенор исправно пел арию Марио по вечерам;
      чтоб Тиран ему аплодировал в ложе, а я в партере
      бормотал бы, сжав зубы от ненависти: "баран".

      В этом городе был бы яхт-клуб и футбольный клуб.
      По отсутствию дыма из кирпичных фабричных труб
      я узнавал бы о наступлении воскресенья
      и долго бы трясся в автобусе, мучая в жмене руб.

      Я бы вплетал свой голос в общий звериный вой
      там, где нога продолжает начатое головой.
      Изо всех законов, изданных Хаммурапи,
      самые главные -- пенальти и угловой.

      II

      Там была бы Библиотека, и в залах ее пустых
      я листал бы тома с таким же количеством запятых,
      как количество скверных слов в ежедневной речи,
      не прорвавшихся в прозу, ни, тем более, в стих.

      Там стоял бы большой Вокзал, пострадавший в войне,
      с фасадом, куда занятней, чем мир вовне.
      Там при виде зеленой пальмы в витрине авиалиний
      просыпалась бы обезьяна, дремлющая во мне.

      И когда зима, Фортунатус, облекает квартал в рядно,
      я б скучал в Галерее, где каждое полотно
      -- особливо Энгра или Давида --
      как родимое выглядело бы пятно.

      В сумерках я следил бы в окне стада
      мычащих автомобилей, снующих туда-сюда
      мимо стройных нагих колонн с дорическою прической,
      безмятежно белеющих на фронтоне Суда.

      III

      Там была бы эта кофейня с недурным бланманже,
      где, сказав, что зачем нам двадцатый век, если есть уже
      девятнадцатый век, я бы видел, как взор коллеги
      надолго сосредотачивается на вилке или ноже.

      Там должна быть та улица с деревьями в два ряда,
      подъезд с торсом нимфы в нише и прочая ерунда;
      и портрет висел бы в гостиной, давая вам представленье
      о том, как хозяйка выглядела, будучи молода.

      Я внимал бы ровному голосу, повествующему о вещах,
      не имеющих отношенья к ужину при свечах,
      и огонь в камельке, Фортунатус, бросал бы багровый отблеск
      на зеленое платье. Но под конец зачах.

      Время, текущее в отличие от воды
      горизонтально от вторника до среды,
      в темноте там разглаживало бы морщины
      и стирало бы собственные следы.

      IV

      И там были бы памятники. Я бы знал имена
      не только бронзовых всадников, всунувших в стремена
      истории свою ногу, но и ихних четвероногих,
      учитывая отпечаток, оставленный ими на

      населении города. И с присохшей к губе
      сигаретою сильно заполночь возвращаясь пешком к себе,
      как цыган по ладони, по трещинам на асфальте
      я гадал бы, икая, вслух о его судьбе.

      И когда бы меня схватили в итоге за шпионаж,
      подрывную активность, бродяжничество, менаж-
      а-труа, и толпа бы, беснуясь вокруг, кричала,
      тыча в меня натруженными указательными: "Не наш!" --

      я бы втайне был счастлив, шепча про себя: "Смотри,
      это твой шанс узнать, как выглядит изнутри
      то, на что ты так долго глядел снаружи;
      запоминай же подробности, восклицая "Vive la Patrie!"

      1976

      * В переводе в PS датировано 1977. -- С. В.


Случайное фото

Иосиф Бродский