К переговорам в Кабуле

      Жестоковыйные горные племена!
      Все меню - баранина и конина.
      Бороды и ковры, гортанные имена,
      глаза, отродясь не видавшие ни моря, ни пианино.
      Знаменитые профилями, кольцами из рыжья,
      сросшейся переносицей и выстрелом из ружья
      за неимением адреса, не говоря -- конверта,
      защищенные только спиной от ветра,
      живущие в кишлаках, прячущихся в горах,
      прячущихся в облаках, точно в чалму - Аллах,

      видно, пора и вам, абрекам и хазбулатам,
      как следует разложиться, проститься с родным халатом,
      выйти из сакли, приобрести валюту,
      чтоб жизнь в разреженном воздухе с близостью к абсолюту
      разбавить изрядной порцией бледнолицых
      в тоже многоэтажных, полных огня столицах,
      где можно сесть в мерседес и на ровном месте
      забыть мгновенно о кровной мести
      и где прозрачная вещь, с бедра
      сползающая, и есть чадра.

      И вообще, ибрагимы, горы - от Арарата
      до Эвереста - есть пища фотоаппарата,
      и для снежного пика, включая синий
      воздух, лучшее место - в витринах авиалиний.
      Деталь не должна впадать в зависимость от пейзажа!
      Все идет псу под хвост, и пейзаж - туда же,
      где всюду лифчики и законность.
      Там лучше, чем там, где владыка - конус
      и погладить нечего, кроме шейки
      приклада, грубой ладонью, шейхи.

      Орел парит в эмпиреях, разглядывая с укором
      змеиную подпись под договором
      между вами - козлами, воспитанными в Исламе,
      и прикинутыми в сплошной габардин послами,
      ухмыляющимися в объектив ехидно.
      И больше нет ничего нет ничего не видно
      ничего ничего не видно кроме
      того что нет ничего благодаря трахоме
      или же глазу что вырвал заклятый враг
      и ничего не видно мрак

      1992

      * Стихотворение отсутствует в СИБ. - С. В.