Памяти Н. Н.

      Я позабыл тебя; но помню штукатурку
      в подъезде, вздувшуюся щитовидку
      труб отопленья вперемежку с сыпью
      звонков с фамилиями типа "выпью"
      или "убью", и псориаз асбеста
      плюс эпидемию - грибное место
      электросчетчиков блокадной моды.
      Ты умерла. Они остались. Годы
      в волну бросаются княжною Стеньки.
      Другие вывески, другие деньги,
      другая поросль, иная падаль.
      Что делать с прожитым теперь? И надо ль
      вообще заботиться о содержаньи
      недр гипоталамуса, т. е. ржаньи,
      раскатов коего его герои
      не разберут уже, так далеко от Трои.

      Что посоветуешь? Развеселиться?
      Взглянуть на облако? У них - все лица
      и в очертаниях - жакет с подшитым
      голландским кружевом. Но с парашютом
      не спрыгнуть в прошлое, в послевоенный
      пейзаж с трамваями, с открытой веной
      реки, с двузначностью стиральных меток.
      Одиннадцать квадратных метров
      напротив взорванной десятилетки
      в мозгу скукожились до нервной клетки,
      включив то байковое одеяло
      станка под лебедем, где ты давала
      подростку в саржевых портках и в кепке.
      Взглянуть на облако, где эти тряпки
      везде разбросаны, как в том квадрате,
      с одним заданием: глаз приучить к утрате?

      Не стоит, милая. Что выживает, кроме
      капризов климата? Другое время,
      другие лацканы, замашки, догмы.
      И я - единственный теперь, кто мог бы
      припомнить всю тебя в конце столетья
      вне времени. Сиречь без платья,
      на простыне. Но, вероятно, тело
      сопротивляется, когда истлело,
      воспоминаниям. Как жертва власти,
      греху отказывающей в лучшей части
      существования, тем паче - в праве
      на будущее. К вящей славе,
      видать, архангелов, вострящих грифель:
      торс, бедра, ягодицы, плечи, профиль
      - все оборачивается расплатой
      за то объятие. И это - гибель статуй.

      И я на выручку не подоспею.
      На скромную твою Помпею
      обрушивается мой Везувий
      забвения: обид, безумий,
      перемещения в пространстве, азий,
      европ, обязанностей; прочих связей
      и чувств, гонимых на убой оравой
      дней, лет, и прочая. И ты под этой лавой
      погребена. И даже это пенье
      есть дополнительное погребенье
      тебя, а не раскопки древней,
      единственной, чтобы не крикнуть - кровной!
      цивилизации. Прощай, подруга.
      Я позабыл тебя. Видать, дерюга
      небытия, подобно всякой ткани,
      к лицу тебе. И сохраняет, а не

      растрачивает, как сбереженья,
      тепло, оставшееся от изверженья.

      1993