Посвящается Джироламо Марчелло

      Однажды я тоже зимою приплыл сюда
      из Египта, считая, что буду встречен
      на запруженной набережной женой в меховом манто
      и в шляпке с вуалью. Однако встречать меня
      пришла не она, а две старенькие болонки
      с золотыми зубами. Хозяин-американец
      объяснял мне потом, что если его ограбят,
      болонки позволят ему свести
      на первое время концы с концами.
      Я поддакивал и смеялся.

      Набережная выглядела бесконечной
      и безлюдной. Зимний, потусторонний
      свет превращал дворцы в фарфоровую посуду
      и население -- в тех, кто к ней
      не решается прикоснуться.
      Ни о какой вуали, ни о каком манто
      речи не было. Единственною прозрачной
      вещью был воздух и розовая, кружевная
      занавеска в гостинице "Мелеагр и Аталанта",
      где уже тогда, одиннадцать лет назад,
      я мог, казалось бы, догадаться,
      что будущее, увы, уже
      настало. Когда человек один,
      он в будущем, ибо оно способно
      обойтись, в свою очередь, без сверхзвуковых вещей,
      обтекаемой формы, свергнутого тирана,
      рухнувшей статуи. Когда человек несчастен,
      он в будущем.
      Теперь я не становлюсь
      больше в гостиничном номере на четвереньки,
      имитируя мебель и защищаясь от
      собственных максим. Теперь умереть от горя,
      боюсь, означало бы умереть
      с опозданьем; а опаздывающих не любят
      именно в будущем.
      Набережная кишит
      подростками, болтающими по-арабски.
      Вуаль разрослась в паутину слухов,
      перешедших впоследствии в сеть морщин,
      и болонок давно поглотил их собачий Аушвиц.
      Не видать и хозяина. Похоже, что уцелели
      только я и вода: поскольку и у нее
      нет прошлого.

      1988

      * Датировано по переводу в SF. - С. В.