"А здесь жил Мельц. Душа, как говорят..."

      А здесь жил Мельц. Душа, как говорят...
      Все было с ним до армии в порядке.
      Но, сняв противоатомный наряд,
      он обнаружил, что потеют пятки.
      Он тут же перевел себя в разряд
      больных, неприкасаемых. И взгляд
      его померк. Он вписывал в тетрадки
      свои за препаратом препарат.
      Тетрадки громоздились.
      В темноте
      он бешено метался по аптекам.
      Лекарства находились, но не те.
      Он льстил и переплачивал по чекам,
      глотал и тут же слушал в животе.
      Отчаивался. В этой суете
      он был, казалось, прежним человеком.
      И наконец он подошел к черте
      последней, как мне думалось.
      Но тут
      плюгавая соседка по квартире,
      по виду настоящий лилипут,
      взяла его за главный атрибут,
      еще реальный в сумеречном мире.
      Он всунул свою голову в хомут,
      и вот, не зная в собственном сортире
      спокойствия, он подал в институт.
      Нет, он не ожил. Кто-то за него
      науку грыз. И не преобразился.
      Он просто погрузился в естество
      и выволок того, кто мне грозился
      заняться плазмой, с криком "каково!?"
      Но вскоре, в довершение всего,
      он крепко и надолго заразился.
      И кончилось минутное родство
      с мальчишкой. Может, к лучшему.
      Он вновь
      болтается по клиникам без толка.
      Когда сестра выкачивает кровь
      из вены, он приходит ненадолго
      в себя -- того, что с пятками. И бровь
      он морщит, словно колется иголка,
      способный только вымолвить, что "волка
      питают ноги", услыхав: "Любовь".

      1969