"Мы жили в городе цвета окаменевшей водки..."

      Мы жили в городе цвета окаменевшей водки.
      Электричество поступало издалека, с болот,
      и квартира казалась по вечерам
      перепачканной торфом и искусанной комарами.
      Одежда была неуклюжей, что выдавало
      близость Арктики. В том конце коридора
      дребезжал телефон, с трудом оживая после
      недавно кончившейся войны.
      Три рубля украшали летчики и шахтеры.
      Я не знал, что когда-нибудь этого больше уже не будет.
      Эмалированные кастрюли кухни
      внушали уверенность в завтрашнем дне, упрямо
      превращаясь во сне в головные уборы либо
      в торжество Циолковского. Автомобили тоже
      катились в сторону будущего и были
      черными, серыми, а иногда (такси)
      даже светло-коричневыми. Странно и неприятно
      думать, что даже железо не знает своей судьбы
      и что жизнь была прожита ради апофеоза
      фирмы Кодак, поверившей в отпечатки
      и выбрасывающей негативы.
      Райские птицы поют, не нуждаясь в упругой ветке.

      1994